Гагаринский суд отделил налоговые декларации от антикоррупционных деклараций чиновников. Одно не заменяет другого, говорится в решении суда об изъятии у бывшего министра Открытого правительства 32,54 млрд рублей, полученных от продажи компании СИБЭКО. Решение было принято судьёй Еленой Черныш в сентябре, однако его мотивировочная часть опубликована только сейчас.
Налоговая декларация не заменяет отчёт в АП
Конфискации денег требовала Генпрокуратура. Она доказывала, что Абызов с 2012 года скрывал от государства владение пятью кипрскими офшорами, через которые он, будучи членом правительства, незаконно управлял Сибирской энергетической компанией (СИБЭКО), а потом продал её, нарушив запрет на предпринимательскую деятельность и владение иностранными активами для чиновников.
Российское законодательство, в отличие от советского, не предусматривает конфискации преступно нажитого имущества. Однако возможно изъятие того имущества, происхождение которого чиновник не может подтвердить наличием задекларированных ранее доходов. Появившийся в 2012 году пункт 8 статьи 235 Гражданского кодекса разрешает «обращение по решению суда в доход РФ имущества, в отношении которого не представлены в соответствии с законодательством РФ о противодействии коррупции доказательства его приобретения на законные доходы».
Сам Абызов утверждал, что на протяжении всего времени работы министром заполнял и сдавал в правительство декларации о доходах, но их формат в принципе не предусматривал более подробного описания. Зато от имени принадлежащего ему ООО «Ру-Ком» он подавал в налоговую службу уведомление о контролируемых иностранных компаниях, и как раз в ней раскрывались все данные об офшорах. Таким образом государство было осведомлено о его имуществе.
Однако Гагаринский суд решил, что направление уведомлений о контролируемых иностранных компаниях не имеет отношения к государственной службе и не является предусмотренной антикоррупционным законодательством формой отчётности для служащего о своём имущественном положении.
Суд напомнил про конституционный принцип разграничения властей. ФНС осуществляет функцию по контролю и надзору за соблюдением законодательства о налогах и сборах, отмечается в решении, но в её компетенцию не входит проведение в отношение налогоплательщиков антикоррупционных проверок, оценка обстоятельств прохождения ими государственной службы и соблюдения соответствующих запретов. Проверка деклараций лиц, замещающих госдолжности, осуществляется Управлением президента по вопросам противодействия коррупции. Что касается установленной формы справок, она не ограничивает перечень организаций, об участии в которых подотчётные лица обязаны сообщать, от них требуется предоставление полной информации о всех видах участия в коммерческих организациях и фондах, подчёркивается в решении суда.
Ошибка нерезидента
Замгендиректора «Трансперенси Интернешнл» Илья Шуманов убеждён, что разделение налоговой и антикоррупционой деклараций является чисто формальным. Эксперт отмечает: сообщить о том, что министр является контролирующим лицом иностранной компании, было очень большой ошибкой Абызова и его юристов. Не сделал бы он этого, и вероятность наступления неблагоприятных последствий была бы минимальна, считает эксперт: подтвердить всю цепочку владения через существующие инструменты обмена информацией с иностранными правоохранительными и контролирующими органами практически невозможно, а тут владелец сам взял её и раскрыл.
Формально, напоминает эксперт, закон об амнистии капиталов гарантирует защиту от уголовного преследования лицам, раскрывающим информацию о контроле за иностранными компаниями. Но на эти гарантии наложился статус Абызова как чиновника, и в итоге он всё-таки оказался фигурантом уголовного дела. На самом деле идеальная модель раскрытия — это именно налоговая декларация, убеждён Шуманов, как, например, в США. «Непонятно, зачем вообще нужно было дополнительно придумывать параллельную систему раскрытия сведений, которые по факту и так есть у налоговой», — рассуждает эксперт.
«Инструмент владения и управления»
В решении также говорится, что суд руководствовался положениями главы 4 ГК РФ, согласно которым участие лица в коммерческих организациях может реализовываться как через обладание их акциями и долями, так и через иные формы, в т. ч. вхождение в исполнительные и коллегиальные органы управления обществами (наблюдательный совет, съезд, конференция либо другой представительный орган), или через иные возможности определять решения, принимаемые такими обществами».
В случае Абызова зарубежные организации, опосредующие его связь с кипрскими компаниями, не были самостоятельными, а использовались «в качестве инструмента владения и управления конечным активом», отмечает суд.
Такая схема владения акциями использовалась Абызовым «для сокрытия своего участия в организациях-ответчиках и сохранения фактической возможности в неподотчётном порядке определять их решения, в т. ч. по отчуждению зарегистрированного на них имущества, не представлять информацию о своём фактическом имущественном положении работодателю и другим уполномоченным органам».
Всё нажитое непосильным трудом
Еще один аргумент защиты заключался в том, что изъятию не подлежат доходы и имущество, заработанные чиновником до поступления на госслужбу: акции энергетических компаний принадлежали Абызову до его прихода в правительство.
Однако с этими доводами суд также не согласился. Сами акции не являлись предметом исковых требований, говорится в решении. Но антикоррупционное законодательство запрещало Абызову заниматься предпринимательской деятельностью, участвовать в управлении хозяйствующими субъектами, пользоваться иностранными финансовыми инструментами и скрыто ими владеть, «то есть совершать все те действия, в силу которых он достиг запрещённого результата в виде обогащения себя и подконтрольных ему лиц». Суд ссылается в том числе на данные «прослушки» и другие материалы, которые подтверждают: уже будучи министром, Абызов принимал активное участие в судьбе подконтрольных компаний, используя для решения вопросов свои связи в регионе и правительстве.
При этом изъятию в доход государства подлежит не разница между ценой продажи и рыночной стоимостью на момент прихода Абызова на госслужбу, а весь доход от продажи акций, считает судья Черныш, цитируя упомянутый пункт 8 статьи 235 ГК. Согласно трактовке судьи, изъятию подлежит имущество в целом, независимо от того, что в какой части затраты на его приобретение могли быть произведены из законных доходов.
«Правая рука не знает, что делает левая»
По мнению адвоката Абызова Юлия Тая, такое решение — «расправа чистой воды», а обвинение в несоблюдении правил декларирования абсурдно. Абызов с 2008 года уведомлял ФНС о том, что является конечным бенефициаром СИБЭКО, а администрация президента обладает полномочиями для того, чтобы получить любые данные в случае, если проводит проверку. Принцип разделения властей не сводится к тому, что правая рука не знает о том, что делает левая, указывает юрист.
Но даже недостоверная декларация по закону — основание не для изъятия имущества в доход государства, а всего лишь для увольнения, напоминает Тай. Конфискация возможна, если доказано увеличение активов, однако на самом деле их стоимость за время работы Абызова на государство сократилась в два раза. Поэтому коррупционным действием суд объявил сам факт их продажи.
Такое решение, если оно устоит в вышестоящих инстанциях, опасно абсолютно для всех 870 000 госслужащих Российской Федерации, предупреждает адвокат: оно означает возможность конфискации любого имущества, которое чиновник приобрёл ещё до поступления на госслужбу, а потом продал.
Адвокат отмечает: ничего из того, что написано в решении, на судебном заседании не обсуждалось, и не удивительно: на исследование 16 томов дела (из которых 1250 страниц — это расшифровка сотен часов «прослушки») судья потратила 13 минут.
Прецедентное решение
Позиция, изложенная в решении Гагаринского суда, может стать прецедентной и в дальнейшем применяться по всем подобным случаям — в частности, когда возникают расхождения между налоговой декларацией и сведениями о доходах и имуществе, согласен адвокат Алексей Мельников.
Он отмечает, что это довольно редкий случай, когда в решении суда детально описана со ссылкой на доказательства одна из схем, позволяющих чиновникам контролировать активы, в том числе за рубежом. Это, конечно, заслуга не столько суда, сколько ФСБ — против Абызова была использована вся мощь государственной машины, включая обыски и «прослушку».
Однако, настаивает эксперт, при всём настороженном отношении к институту конфискации имущества, который сам содержит огромные возможности для злоупотреблений, приходится признать: государство вправе определять правила борьбы с коррупцией, и сама цель этой борьбы, безусловно, благая.
«Мы можем согласиться с Абызовым в том, что эти правила неясны. Но их общая цель и направленность всегда были известны, и сопутствующие риски всегда лежали на чиновнике, — отмечает адвокат. — Поэтому, если в деле Абызова и есть что-то хорошее, то это как раз появление более чётких правил. Осталось только пожелать, чтобы они применялись ко всем без исключения».